antinormanist (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
antinormanist) wrote2012-03-11 11:35 am
antinormanist) wrote2012-03-11 11:35 am
Индия Индиры – Чрезвычайщина, глава десятая
В начале 1977-го всем и внутри страны и за рубежом всё было предельно ясно: над Индией на долгие десятилетия опустилась "ночь авторитаризма" от Индиры Ганди. Картинка выглядела простой и однозначной: "честные борцы за демократию" в тюрьмах – и "продажные коррупционеры" у власти, которые заткнули рот "свободным" СМИ и ещё что-то делают, чтобы разрешить извечные индийские проблемы. Но в силу своей "продажности" делают всё не так, как надо, отчёго народ, мечтающий о "демократии", то и дело бунтует. Помимо "продажности", там ещё и "советские агенты" через одного, скупленные на корню "кровавой гэбнёй".
Западные СМИ перемежали репортажи об очередных протестах в Индии псевдоучёными рассуждениями об "азиатской деспотии" и "извечном рабском менталитете" индийцев (про когнитивный диссонанс тогда знали только учёные-психологи:)).
Примерно такая точка зрения была изложена в опубликованных на первой неделе января 1977-го известным обозревателем "Таймс" Бернардом Левиным двух больших статьях о судьбах демократии в Индии. Он констатировал, что весь период правления Индиры представлял собой постепенное движение к "абсолютной власти без какого-либо контроля". И последние полтора года чрезвычайного положения – всего лишь завершение "окончательной трансформации Индии в полностью авторитарный режим". Были и слова о том, что Индира всегда была в душе диктатором.
Для того, чтобы описать то, что ощутили спустя пару недель сотни тысяч людей в Индии и за границей, думавшие как Левин, даже слово "шок", думаю, будет слабовато.
Утром 18-го января 1977 года премьер-министр Индира Ганди объявила по Всеиндийскому радио Дели о роспуске Лок сабхи, освобождении всех арестованных по Акту о внутренней безопасности и проведении на третьей неделе марта парламентских выборов.
Надо сказать, что шок был не только у оппозиционеров – для соратников Индиры, включая Санджая (думавшего, что полномочия парламента будут просто продляться год за годом), решение тоже оказалось полностью неожиданным. В один голос они повторяют, что она ни с кем не советовалась при его принятии.
Откровенно говоря, многие оппозиционеры просто не поверили, что она это всерьёз, подозревали премьера в какой-то дьявольской игре. Постоянно распространялись слухи, что Санджай уговаривает Индиру и вот-вот ЧП будет введено снова. Не дождались.
Почему она это сделала? Индиры, объявляя по радио о выборах, объяснила, что 18 месяцев назад "наша любимая страна была близка к помешательству". Чрезвычайное положение было необходимо, чтобы вернуть Индии "умственное здоровье". Теперь лекарство подействовало и больной излечился, поэтому настала пора провести выборы и восстановить демократические механизмы.
Разумеется, такое объяснение никого не устроило. Теорий повыдвигали массу – вплоть до совсем бредовых, что Индира сделала это, ибо соскучилась по драйву избирательных компаний или чтобы утереть нос Пакистану.
Выдвину и свою. Очень простую, Индира и правда была личностью незаурядной, с которой не шли ни в какое сравнение прочие индийские политики той и последующей эпох.
Да, авторитаризм и жёсткость были частью её характера, да, она видела в оппозиционерах врагов. Часто на этих основаниях Индиру противопоставляют её отцу, строителю индийской демократии.
Противопоставляют, по моему, совершенно неправильно – достаточно вспомнить, как Неру разобрался с коммунистическим правительством Кералы в конце 50-х годов. А был он мягче и предпочитал завязывать дружеские отношения с оппозиционными лидерами, ибо жил в другую эпоху. И никогда не сталкивался со столь мощной и радикальной оппозицией, с которой столкнулась Индира в середине 70-х.
Для понимания Индиры важны пару черт, которую отмечали все биографы. Она не считала себя авторитетом во всех областях, и её вполне мог переубедить компетентный человек, не боящийся говорить прямо – классическая история с генералом Сэмом Макиншавом в 1971-м.
И она много читала иностранных, прежде всего британских газет.
Да, Индира читала то, что писала о ней и Индии инопресса в годы ЧП. Было в ней много глупостей, но было и кое-что ещё.
Ведь среди авторов статей изредка попадались не только всезнающие политобозреватели и журналисты, но и нормальные люди, хорошо разбиравшиеся в индийской политике и истории. Были среди них и английские друзья её отца, прекрасно знавшие её с детства, люди, которых она по-настоящему уважала (в отличии от Джи.Пи.). Как Феннер Броквей или Джон Кригг.
Последний как раз в начале января в статье в "Спектакторе" саркастически издевался над британскими "ископаемыми империалистами", уверенными в том, что "только авторитарные методы работают в странах вроде Индии". И закончил ту статью словами, что чтобы кто не думал об Индире, "у неё хватит мужества и любви к своей родине, чтобы вернуть стране свободу".
Как и писал ранее, отношение Индиры к демократии было неоднозначным. Летом 1975-го, вводя чрезвычайное положение, она, возможно, полагала, что делает это на долгие годы.
Но со временем у неё самой появлялись вопросы. Например, Индира обнаружила, что в ситуации цензуры ей становилось всё труднее получать правдивую информацию о происходящем в стране.
Индийские спецслужбы всегда были ориентированы на работу против внешних и внутренних врагов и просто не имели ресурсов для выяснения того, что думают о власти обычные жители Бомбея или Мадраса, и что скрывают от власти чиновники в Джайпуре или Патне. И зачастую Индира узнавала о происходящих в стране важных событиях (как в случае с Туркманскими вратами) из статей в западной прессе или благодаря настойчивости таких людей, как шейх Абдулла.
В своей личной способности справиться с абсолютной властью Индира не сомневалась. Но она, в отличие от Индии, не бессмертна. Каким будет её наиболее вероятный приемник?
Санджай Ганди за время своего руководства продемонстрировал решительность и готовность идти до конца. И совсем не проявил мудрости. Его же не слишком большая (с точки зрения матери) разборчивость в выборе друзей вкупе с привычкой стоять за них горой по любым вопросам так же не годились для авторитарного лидера. Для Санджая тоже кое-что оказалось важнее Индии – он и его друзья.
Индира не перестала видеть в Санджая приемника. Вот только стало очевидно, что ему нужны серьёзные ограничители. Индира сполна оценила слова отца о важности демократии и свободы, о чём он писал ей, сидя в британской тюрьме. На эти знаменитые письма Неру дочери намекнул и А.М.Розенталь, написав в "Нью-Йорк Таймс", что в современной Индии Джавахарлар бы "писал письма из тюрьмы".
Итак, Индира своим единоличным решением вернула Индии демократию. Теперь, предстояло разбираться с последствиями.
Западные СМИ перемежали репортажи об очередных протестах в Индии псевдоучёными рассуждениями об "азиатской деспотии" и "извечном рабском менталитете" индийцев (про когнитивный диссонанс тогда знали только учёные-психологи:)).
Примерно такая точка зрения была изложена в опубликованных на первой неделе января 1977-го известным обозревателем "Таймс" Бернардом Левиным двух больших статьях о судьбах демократии в Индии. Он констатировал, что весь период правления Индиры представлял собой постепенное движение к "абсолютной власти без какого-либо контроля". И последние полтора года чрезвычайного положения – всего лишь завершение "окончательной трансформации Индии в полностью авторитарный режим". Были и слова о том, что Индира всегда была в душе диктатором.
Для того, чтобы описать то, что ощутили спустя пару недель сотни тысяч людей в Индии и за границей, думавшие как Левин, даже слово "шок", думаю, будет слабовато.
Утром 18-го января 1977 года премьер-министр Индира Ганди объявила по Всеиндийскому радио Дели о роспуске Лок сабхи, освобождении всех арестованных по Акту о внутренней безопасности и проведении на третьей неделе марта парламентских выборов.
Надо сказать, что шок был не только у оппозиционеров – для соратников Индиры, включая Санджая (думавшего, что полномочия парламента будут просто продляться год за годом), решение тоже оказалось полностью неожиданным. В один голос они повторяют, что она ни с кем не советовалась при его принятии.
Откровенно говоря, многие оппозиционеры просто не поверили, что она это всерьёз, подозревали премьера в какой-то дьявольской игре. Постоянно распространялись слухи, что Санджай уговаривает Индиру и вот-вот ЧП будет введено снова. Не дождались.
Почему она это сделала? Индиры, объявляя по радио о выборах, объяснила, что 18 месяцев назад "наша любимая страна была близка к помешательству". Чрезвычайное положение было необходимо, чтобы вернуть Индии "умственное здоровье". Теперь лекарство подействовало и больной излечился, поэтому настала пора провести выборы и восстановить демократические механизмы.
Разумеется, такое объяснение никого не устроило. Теорий повыдвигали массу – вплоть до совсем бредовых, что Индира сделала это, ибо соскучилась по драйву избирательных компаний или чтобы утереть нос Пакистану.
Выдвину и свою. Очень простую, Индира и правда была личностью незаурядной, с которой не шли ни в какое сравнение прочие индийские политики той и последующей эпох.
Да, авторитаризм и жёсткость были частью её характера, да, она видела в оппозиционерах врагов. Часто на этих основаниях Индиру противопоставляют её отцу, строителю индийской демократии.
Противопоставляют, по моему, совершенно неправильно – достаточно вспомнить, как Неру разобрался с коммунистическим правительством Кералы в конце 50-х годов. А был он мягче и предпочитал завязывать дружеские отношения с оппозиционными лидерами, ибо жил в другую эпоху. И никогда не сталкивался со столь мощной и радикальной оппозицией, с которой столкнулась Индира в середине 70-х.
Для понимания Индиры важны пару черт, которую отмечали все биографы. Она не считала себя авторитетом во всех областях, и её вполне мог переубедить компетентный человек, не боящийся говорить прямо – классическая история с генералом Сэмом Макиншавом в 1971-м.
И она много читала иностранных, прежде всего британских газет.
Да, Индира читала то, что писала о ней и Индии инопресса в годы ЧП. Было в ней много глупостей, но было и кое-что ещё.
Ведь среди авторов статей изредка попадались не только всезнающие политобозреватели и журналисты, но и нормальные люди, хорошо разбиравшиеся в индийской политике и истории. Были среди них и английские друзья её отца, прекрасно знавшие её с детства, люди, которых она по-настоящему уважала (в отличии от Джи.Пи.). Как Феннер Броквей или Джон Кригг.
Последний как раз в начале января в статье в "Спектакторе" саркастически издевался над британскими "ископаемыми империалистами", уверенными в том, что "только авторитарные методы работают в странах вроде Индии". И закончил ту статью словами, что чтобы кто не думал об Индире, "у неё хватит мужества и любви к своей родине, чтобы вернуть стране свободу".
Как и писал ранее, отношение Индиры к демократии было неоднозначным. Летом 1975-го, вводя чрезвычайное положение, она, возможно, полагала, что делает это на долгие годы.
Но со временем у неё самой появлялись вопросы. Например, Индира обнаружила, что в ситуации цензуры ей становилось всё труднее получать правдивую информацию о происходящем в стране.
Индийские спецслужбы всегда были ориентированы на работу против внешних и внутренних врагов и просто не имели ресурсов для выяснения того, что думают о власти обычные жители Бомбея или Мадраса, и что скрывают от власти чиновники в Джайпуре или Патне. И зачастую Индира узнавала о происходящих в стране важных событиях (как в случае с Туркманскими вратами) из статей в западной прессе или благодаря настойчивости таких людей, как шейх Абдулла.
В своей личной способности справиться с абсолютной властью Индира не сомневалась. Но она, в отличие от Индии, не бессмертна. Каким будет её наиболее вероятный приемник?
Санджай Ганди за время своего руководства продемонстрировал решительность и готовность идти до конца. И совсем не проявил мудрости. Его же не слишком большая (с точки зрения матери) разборчивость в выборе друзей вкупе с привычкой стоять за них горой по любым вопросам так же не годились для авторитарного лидера. Для Санджая тоже кое-что оказалось важнее Индии – он и его друзья.
Индира не перестала видеть в Санджая приемника. Вот только стало очевидно, что ему нужны серьёзные ограничители. Индира сполна оценила слова отца о важности демократии и свободы, о чём он писал ей, сидя в британской тюрьме. На эти знаменитые письма Неру дочери намекнул и А.М.Розенталь, написав в "Нью-Йорк Таймс", что в современной Индии Джавахарлар бы "писал письма из тюрьмы".
Итак, Индира своим единоличным решением вернула Индии демократию. Теперь, предстояло разбираться с последствиями.